|
|
|
Дали казалось, что Бучакес "красив, как девочка", а его коленки и округлые ягодицы, обтягиваемые узкими штанишками, так волновали будущего художника, что он порой не мог отвести от них глаз. Однажды белокурый Бучакес подарил Дали свой локон, и тот спрятал его между страниц книги, "словно он был из чистого золота" или словно это был цветок, подаренный возлюбленной, символ ее непорочности. Дали с трудом отводил взгляд от огромных, сверкающих глаз Бучакеса, от его розоватой кожи, иногда неожиданно и резко бледневшей до почти оливкового оттенка, что казалось Дали отблеском менингита, который уже унес его брата. И хотя, как нам известно, первенец нотариуса умер совсем не от менингита, любопытно, что Дали именно в этом отношении сравнивает с ним Бучакеса, словно предсказывая своему другу — ошибочно — раннюю смерть.
Бучакес был единственным человеком, которому маленький Дали доверял свои самые заветные секреты. Так, он рассказывает ему о мохнатом снежном комочке, упавшем с платана, похожем на маленькую обезьянку, которую он выбрал себе в подарок на Новый год. Несмотря на опасения ребенка, что Бучакес посмеется над ним, тот выслушал Дали с полной серьезностью. Иногда он даже отправлялся вместе с мальчиком к Фонт-Тробада, где можно было найти много интересного, в том числе и разноцветные стеклышки, поблескивавшие, как глаза обожаемого Бучакеса. Во время этих прогулок Дали иногда казалось, что если он еще раз найдет на снегу такой же шарик платана, слившийся в его воображении с мохнатой обезьянкой, то тот обязательно оживет.
Бучакесу Дали рассказывает и о Галюшке, девочке, созданной его фантазией, которую он представлял себе на санках в каком-то русском городе, засыпанную снегом, на голове — корона из маленьких куполов, похожих на луковицы. Возможно, образ России первоначально возник в его сознании из-за толстовской бороды их первого с Бучакесом учителя, сеньора Трейтера, и открытки, которую тот как-то показал мальчику: на ней была изображена девочка на санках. Образ Галюшки и России навеян также, по всей видимости, и коротким документальным фильмом, который показывала дома донья Фелипа, — "Взятие Порт-Артура", посвященным русско-японской войне. Санки теряются среди городских строений, и вот уже перед его мысленным взором в глуши непроходимого леса в отчаянной схватке не на жизнь, а на смерть сцепилась стая волков. "Самое удивительное, — писал Дали в "Тайной жизни", — что, когда какой-то образ возникал в моем воображении, я мог потом в любую минуту вызвать его усилием воли". Образы эти возникали не в пустом пространстве — это были сменявшие друг друга изображения на воображаемой стене, словно голова художника превращалась в своеобразный кинопроектор.
|
|
|